Медлит с этим делом Гнётов. Моя рука уже лежит на рычаге управления двигателем, чтобы включить форсажный режим.
Стабилизатор отклонён. Взлетаем! Произошёл толчок вперёд от включившегося форсажного режима двигателя, и я отпускаю тормоза.
Отрыв сегодня дальше, чем это было в прошлых полётах. Высокая температура и полная заправка сказываются. Убрали шасси, закрылки в нормальное положение и отворачиваем влево, набирая нужные нам 10 000. Форсаж не выключаем, чтобы быстро заскочить на нужную нам высоту.
— 107й, вам переход на связь с Эллипсом, — тут же переводит нас на другой канал руководитель полётами Шинданда.
Переключился на нужный канал, и тут же в эфире началось сплошное бульканье. Похоже, экипажи дальней авиации уже начали выстраиваться для захода на цель.
— Видишь меня?
— Наблюдаю. Вертикальная у нас большая.
— Я тебя понял. Остальные все взлетели?
— Догоняют.
— Понял. Всё хорошо…
И так весь эфир! Любят ребята из транспортной и дальней авиации поговорить! Представляю, что сейчас происходит на борту Ан-26РТ, где должен был быть кто-то из главкомата ВВС.
— Эм… 401й, на связь. По второй станции передали, чтобы поменьше разговоров на боевом канале. Другие нас слышат. Плюс мы забиваем эфир.
— 401й, понял. Прекращаем говорить. Тогда буду я общаться. Вы за мной.
Как только закончил говорить 401й, в эфир ворвался грубый голос кого-то из начальства.
— Прекратить сказал! Работает только 401й! Остальных изничтожу на земле!
Всё понятно ведущему дальников объяснил старший с позывным «Эллипс».
— Эллипс, 107й, 10000 занял, в зоне дежурства, — доложил Гнётов.
Встаём в круг и начинаем «дежурить». Работа скучная, но одно радует — погода сегодня нормальная. Можно будет посмотреть, как наши большие самолёты стирают до основания Шаршари.
Нам дают команду занять 9000, поскольку сейчас пройдёт над нами разведчик и наши товарищи во вторую зону дежурства. Снизились и теперь лучше видно горный массив, куда сейчас сбросят бомбы.
— Эллипс, 401, группа на боевом. К сбросу готовы, — доложил ведущий дальников.
Разворачиваемся носом на север и видим приближающуюся армаду. Бомбардировщики Ту-16, а точнее, много Ту-16х следуют в район сброса. Чуть выше идёт маленькими точками их прикрытие — МиГ-29е.
— 401й, работу разрешил, — выходит в эфир представитель командования с борта Ан-26РТ.
Даже не представляю, сколько тонн взрывчатого вещества сейчас посыплется на головы духов. Каждый из «Туполей» несёт по паре десятков ФАБ-500, а то и больше. Высота гор в этом районе, позволяет им снизиться гораздо ниже, чем над другими районами Афганистана.
Первый бомбардировщик очень близко к Шаршари. Остаются считанные секунды до момента сброса. Не знаю, отчего я сейчас больше волнуюсь — от возможной встречи с истребителями Ф-14 или предстоящей мощной бомбардировки?
— Внимание! Сброс!
С этими словами от фюзеляжа Ту-16 начала отделяться вереница бомб, устремившихся вниз. А у меня в ушах снова заработала сирена.
— 107й, выход из зоны, курс 320, до цели 50, — дал нам команду офицер боевого управления.
Вот и появились «Томкэты»!
Ожидать, что Ф-14 сейчас стаей бросятся на бомбардировщики, было неправильно. Эти ребята здесь только для того, чтобы попугать нас. Однако, это не меняет того факта, что слышать в ушах сирену весьма раздражительно. Этот писк постоянно напоминал о том, что в любой момент может быть выпущена ракета.
— Уходим вправо! — громко сказал Гнётов.
Прибавил обороты, ручку управления отклонил вправо и пошёл разворачиваться вместе с замкомэска. Манёвр был слишком резким. Перед глазами промелькнул закрылок крыла Гнётова, с которым я чуть было не соприкоснулся остеклением фонаря.
— Ниже! Ниже! — кричал он в эфир в этот момент.
Перевёл самолёт на пикирование и снизился на 300 метров от первоначальной высоты. Самолёт выровнял по горизонту и бросил взгляд вверх. Гнётов шёл аккурат надо мной и под углом в 30° слева. Молниеносно произошёл этот манёвр, что даже испугаться не успел. Началось всё быстро и закончилось так же. И вот уже я меняю высоту, пристраиваюсь справа к своему ведущему, и мы встаём на курс, указанный нам ОБУшником.
— 107й, курс 320, как приняли? — повторил он,
Как только мы выполнили его команду, предупредительная сирена включилась снова.
— Влево! Разворот под 90, и… рааз! — скомандовал Гнётов, но на командном пункте такие манёвры кому-то не понравились.
— 107й, вернитесь на курс 320! — громко повторил представитель командования на борту Ан-26РТ.
Как будто он видит, что тут происходит! Ведут нас прямиком на «Томкэты».
— Нас облучают. Мы выходим из захвата, как приняли Эллипс? — объяснил в эфир Гнетов, но был тут же одёрнут.
— Приказ выполняй, 107й! Держать курс на цель. Пересечение ленточки разрешил.
Отличное объяснение! Потрясающе! Ещё и пересекаем границу с Ираном. Кажется, я начинаю понимать весь смысл затеи с этими зонами дежурств. Обыкновенная приманка или жертва, чтобы «хищные коты» могли кого-то растерзать.
— Занимаем курс 320, — недовольно ответил Гнётов, и мы плавно пошли выполнять разворот.
Крен установили, обороты уже не «максимале». Через несколько секунд нас снова должны будут обнаружить. Какая-то непонятная игра началась с иранцами.
— 107й, курс 320 заняли. Высота 8000, — доложил Григорий Максимович.
— 107й цель по курсу, дальность 50, по команде разворот на 180°, — объяснил нам дальнейшие действия офицер боевого управления.
Что-то интересное намечается. Я, конечно, понимаю, что мы часть какого-то плана. Только нам забыли его довести.
В эфире продолжаются доклады бомбардировщиков об успешных сбросах. Я же был в ожидании того, что мы снова будем на прицеле у Ф-14. С их бортовыми комплексами в захват нас возьмут на дальности 20–25 км. Это в переднюю полусферу. А если в заднюю полусферу будут брать в захват, то дальность будет примерно 7 км.
Сердце слегка заколотилось. Бортовой радар «Сапфир» ничего не обнаруживал. У него и дальность обнаружения не больше 30 километров, а пускать ракету ближе 9 мы не можем.
В ушах опять заработала сирена, и я уже был готов выполнить отворот. Рука почти машинально дёрнулась выйти из захвата, но команды пока не было.
Ох уж эта давящая на все клетки головного мозга тишина с постоянным писком в ушах! В любой момент пуск, и попробуй увернись.
— 107й, разворот на обратную скорость 1000, — дал команду офицер боевого управления.
— Вправо… паашли! — вышел в эфир уже Гнётов.
Выполняем разворот, а сирена продолжает работать. Из захвата так и не можем выйти.
— Цели сзади 40, — доложил ОБУшник дальность до противника.
Ф-14е тоже ускорились и не отстают от нас. «Ленточка», которую мы только что пересекли в обратном направлении, их не пугает.
— Скорость 1000, — вышел в эфир Гнётов, слегка отрываясь от меня.
— Слева на месте. Меня облучают, — подсказал я, пристроившись к самолёту Гнетова и добавляя обороты, чтобы не отстать от своего ведущего.
— Подтвердил.
Не знаю, какой там план, но его уже надо претворять в жизнь. Начинаю чувствовать, как ладошки в перчатках изрядно вспотели.
— Эллипс, 101й цель вижу, дальность 15, — прозвучал в эфире голос Томина.
— 112й, наблюдаю, дальность 17, готов к работе, — весело доложил Гусько.
Тут же прекратилась сирена. Пошли доклады наших лётчиков, что цели начали маневрировать.
— 107й, вам возврат на Янтарь, связь по направлению подскажите, — дал нам команду ОБУшник.
— Понял. Вправо, крен 45, и рааз! — сказал Гнётов, и мы плавно пошли выполнять разворот.
Движение в воздухе очень плотное. Высоту пришлось менять только после выхода на аэродром. Посадку нам разрешили тоже не сразу. Дважды уходили на второй круг, пока с полосы взлетали один за другим экипажи штурмовиков.
После посадки, я обнаружил, насколько стало тесно на аэродроме. Появилось пара десятков новых вертолётов Ми-8, несколько транспортных самолётов Ан-12 и Ан-26.
Причём выгружался оттуда личный состав ещё до момента выключения двигателей. Как только грузовая кабина самолётов пустела, закрывалась рампа, и транспортники рулили к полосе для взлёта. Вот она, переброска личного состава для участия в наземной операции!
Заворожённый этим многочисленным движением, я даже не успел вылезти из кабины. Дубок меня вытащил и начал расспрашивать про полёт.
— Нормально. Немного нас попугали иранцы, но командир и компания своё дело сделали, — сказал я, расписываясь у Елисеевича в журнале подготовки самолёта. Тот самый ЖПС, который весьма затёрт, но ещё имеет свободные листы для росписи.
— По Максимычу не скажешь, — кивнул Дубок в сторону